Сигнал

Как мы стали бояться алгоритмов? И почему наделяем искусственный интеллект субъектностью? Этот эпизод «Сигнала» о новом значении слова «алгоритмы», которого пока нет в словарях.

Желание отомстить — одна из самых популярных эмоций в сегодняшней политике. В этом эпизоде «Сигнала» разбираемся, чем месть отличается от справедливости и как государства присвоили себе право на месть и используют ее в своих интересах.

Трампа часто представляли угрозой демократии. Теперь же мировые лидеры поздравляют его с победой, а эксперты говорят, что со знакомым политиком проще иметь дело. Какие сигналы об американской и мировой политике можно уловить в прошедших выборах?

Путинскую Россию регулярно сравнивают с Мордором. Почему именно с ним? И смогут ли россияне когда-нибудь избавиться от сравнений с «орками»? Разбираемся в этом «Сигнале».

Почему людям хочется сбежать от политики в «нейтральную зону»? Зачем нужны пространства «без политики»? И может ли вообще хоть что-нибудь в этом мире по-настоящему без нее обойтись? Объясняем в этом эпизоде «Сигнала».

«Ватники» — один из самых известных штампов прошлого десятилетия. Кто их придумал и кому они нужны сегодня? Об этом — эпизод «Сигнала».

Десятки понятий из психологии — от «защиты личных границ» до «абьюза» — ушли в народ и во многом заменили политический язык в России. В этом «Сигнале» рассказываем, как «психояз» захватил нашу речь.

Для многих надежда на перемены в России — это пережить правящий режим. До чего можно дожить в России, если жить долго? В этом эпизоде «Сигнала» рассказываем о специфическом российском стоицизме.

Что такое «точка невозврата» в политике? И существует ли она? В этом эпизоде «Сигнала» рассказываем, как авиационный термин проник в политический язык и стал одним из самых затертых клише.

Как работают горизонтальные связи в России? Они когда-нибудь приведут страну к демократии? А «связи» (то есть коррупция и блат) — это тоже горизонтальное общество? Выясняем в этом эпизоде «Сигнала».

Когда страна превращается в «бандита»? И что роднит Россию и Сирию — и отличает эти страны от всех остальных? Объясняем в этом эпизоде «Сигнала».

Как Кремль работает с теми, кого считает «соотечественниками»? И почему соседи России их боятся? Насколько велико влияние российских диаспор? Объясняем в этом эпизоде «Сигнала».

Какое место занимает курс доллара в экономических и политических представлениях россиян? Можно ли по нему судить о состоянии экономики? И будет ли зависимость России от доллара меньше из-за войны? Объясняем в этом эпизоде «Сигнала».

В 2022-м Россия аннексировала четыре оккупированных украинских региона: Луганскую, Донецкую, Запорожскую и Херсонскую области. Власти, пропагандисты (а иногда и оппозиция) называют их «новыми территориями». Почему это понятие нельзя считать нейтральным?

Чиновники и военные часто говорят о «долге перед Родиной». При этом нередко разговоры о нем соседствуют с упоминанием других долгов — финансовых. Как связаны эти долги? В этом эпизоде «Сигнала» — аудиоверсия письма социолога Григория Юдина.

Формулой «Я не читаю новости» многие выражают свою усталость от новостей. А зачем вообще ими интересоваться? И можно ли назвать отсутствие интереса к новостям проблемой? Объясняем в этом эпизоде «Сигнала».

Взрывам домов в Буйнакске, Москве и Волгодонске 25 лет. Одна из конспирологических теорий, которую обсуждают все эти годы, — за терактами стоит ФСБ. Почему эта версия оказалась такой живучей? Об этом — эпизод «Сигнала».

В России в 2024 году рекордное число миллиардеров. При этом разрыв между богатыми и бедными остается высоким, а россияне все менее терпимо относятся к неравенству доходов. Сверхбогатство — это проблема?

Этот эпизод «Сигнала» — о том, кто придумал принцип «невидимой руки рынка» и почему все вдруг в него поверили. А также о том, как проблемы бизнеса перешли из экономической плоскости в этическую.

Как «деятельное раскаяние» стало не юридическим, а политическим инструментом? В этом эпизоде «Сигнала» разбираемся, почему «деятельное раскаяние» так важно для российской оппозиции и почему на деле получить «индульгенцию» почти невозможно.

Кто придумал, что Россия — коллективистская страна? И зачем Кремль так упорно на этом настаивает? В этом эпизоде «Сигнала» объясняем, почему «русского коллективизма» на самом деле не существует.

Об усилении правых политиков в Европе говорят последние несколько лет. Кто же такие правые? И если вам кажется, что вы один из них, стоит ли переживать? В этом эпизоде «Сигнала» рассказываем, откуда взялись правые движения и кого считают правым в России.

Зачем российская пропаганда показывает «сцены жестокости и насилия»? Неужели это помогает привлечь людей на войну? В этом эпизоде «Сигнала» объясняем, зачем снимают снафф, почему его смотрят и как он может влиять на психику.

В этом эпизоде «Сигнала» рассказываем, почему российские власти так обеспокоены «развалом страны», как Путин использует эту угрозу для усиления диктатуры и может ли Россия действительно распасться.

В этом эпизоде «Сигнала» пытаемся определить, что такое оттепель. Вспоминаем внутриэлитную борьбу в СССР после Сталина и рассказываем, как может выглядеть демонтаж режима в России.

Как корректно назвать происходящее в Курской области? И почему это совсем не лингвистический, а скорее моральный и идеологический выбор? Разбираемся в этом эпизоде подкаста «Сигнал».

Теория малых дел работает против автократии или, наоборот, играет ей на руку? Можно ли на самом деле таким способом ослабить режим? И если в России малые дела не меняют политическую систему, то и заниматься ими бессмысленно? Об этом эпизод «Сигнала».

Россиян постоянно убеждают, что их страна обречена на авторитаризм и на руководителя-царя. Но нужна ли народу «сильная рука» на самом деле?

Рассылка и подкаст «Сигнал» на каникулах. Мы вернемся к вам уже совсем скоро, а пока послушайте трейлер нового проекта — «Радио Медуза».

Как политики используют сигналы и почему в них так легко запутаться? В этом эпизоде «Сигнала» разбираемся, как работают публичные сигналы и как власти их искажают.

Откуда возникает вопль «Это вообще нормально»? И может ли норма быть единственно правильной? В этом «Сигнале» рассказываем о безуспешных попытках установить норму и спорах, которые разгораются на пустом месте.

С начала войны с Украиной в России говорят о скором расколе элит, который должен привести к смене власти. Но за два с лишним года элиты так и не раскололись, а режим устоял. Почему?

Путин и другие российские политики и пропагандисты часто говорят о «культурном коде». Что они имеют в виду? И какой вообще наш культурный код — это «традиционные ценности», «Кавказская пленница» или, может быть, «Евгений Онегин»?

Журналисты, блогеры и онлайн-кинотеатры набирают популярность, обещая публиковать контент 18+ или «без цензуры». Почему нам так нравится все запрещенное?

Оправдывая вторжение в Украину, российские власти все реже говорят про «денацификацию» и все чаще — про «защиту традиционных ценностей» от неких «псевдоценностей». А что это за «ложные ценности» такие?

Позиция «я за мир», как и призыв к переговорам, — часть современного «здравого смысла». Но существует ли на самом деле последовательная антивоенная позиция — и так ли легко быть пацифистом?

Чтобы считаться преступниками в России, порой не нужно совершать никаких «антиправительственных действий». Власти могут наказать даже просто за надежду на перемены. Может, лучше ничего не ждать?

С февраля 2022 года изменилось многое, но политическая апатия россиян, кажется, осталась прежней, а то и усилилась. Как преодолеть деполитизацию общества?

С началом полномасштабной войны России и Украины миллионы людей лишились уверенности в завтрашнем дне. Но Путин продолжает уверять, что в России — несокрушимая стабильность. Это ведь ложь?

После начала полномасштабной войны российские власти и оппозиция требуют, чтобы граждане — особенно знаменитости — «пробудились» и обозначили свою гражданскую позицию. Причем не только словом, но и делом. Но разве это сделает мир лучше?

Путин сплачивает россиян виктимностью, убеждая, что они — жертвы несправедливого миропорядка, установленного Западом. В этом есть хоть капля правды?

«Стигматизация» — серьезное научное слово, им называют бытовую ненависть к уязвимым социальным группам. Она бывает по признакам внешности, сексуальной идентичности, заболеваний или профессии. А бывает стигма по политическому признаку?

Российские власти и пропагандисты уверены: нелояльность властям не просто грех, а предательство нации. Но ведь так же в прошлом веке думали нацисты. Путин что, намеренно копирует Гитлера?

Говорят, что бороться с коррупцией в России не нужно: мол, пока чиновники воруют, страна не победит в захватнической войне. Но разве это так работает?

В мире регулярно случаются гуманитарные катастрофы, начинаются войны и возникают новые угрозы демократиям. Все это, конечно, повод для международной «обеспокоенности». Но есть ли от этого толк?

Разговоры о неминуемой третьей мировой зачастую вызывают и страх, и тревогу, и раздражение. Пока вдруг не становятся по-настоящему актуальными.

Россия изобрела единственно верный вариант демократии — по крайней мере, в этом граждан уверяют Путин и его чиновники. Разве с западной демократией что-то не так?

Политики постоянно говорят, что «сейчас не время для этого» — для борьбы за права меньшинств, против гендерного насилия или климатического кризиса. А когда наконец настанет «самое время»?

Новый министр обороны Андрей Белоусов обещает, что сделает военное ведомство инновационным. Но стоит ли верить обещаниям российского «технократа»?

«Международное общественное движение ЛГБТ» уже почти полгода считается в России «экстремистским». Как вообще вышло, что у власти в стране оказались такие ярые гомофобы?

Сегодня Путин официально в пятый раз стал президентом России. Или все же не официально? Ведь западные страны призывают не признавать Путина легитимным лидером.

Дискуссии о роли девяностых в судьбе России не прекращаются вот уже два с лишним десятилетия. Так ли важно договориться, кто тогда кого предал?

Вот уже более 20 лет Путин делает ставку на телевизионную пропаганду, даже сейчас, в век интернета. Почему, ведь многие уже не смотрят телевизор?

«Средний класс» — прослойка людей, с которой ученые связывают распространение демократии. Разве российский средний класс состоит из демократов?

«Путин сидит в каждом русском человеке» — порой именно так политики и ученые объясняют происходящее в стране. Разве эта метафора позволяет что-то понять о России?

Россию веками пытаются превратить в «нормальную страну» — но безуспешно. Об этом говорят политики, писатели, ученые. А может, «нормальных стран» не существует?

Чайлдфри — не политическое движение, не направление феминизма и не часть сообщества ЛГБТК+. Но российские власти считают их угрозой, ведь бездетные россияне лишают страну будущего.

Путин ищет друзей на Глобальном Юге и постоянно говорит о борьбе с западными «неоколониализмом», «гегемонией» и «империалистическим угнетением». Неужели он правда хочет защитить весь мир от Запада?

Часто говорят, что в России после Путина понадобятся люстрации, чтобы не допустить повторения истории. Но где взять столько людей, чтобы заменить прежних учителей, полицейских, судей и чиновников?

После начала войны фраза «все не так однозначно» стала ярким политическим маркером. В стране дефицит доверия?

«Президент России умер, и с тех пор все его обязанности исполняет дублер». Такие слухи среди россиян ходят больше 20 лет. Неужели все так хотят смерти Путина?

В России довольно много дел о государственной измене, но еще больше — разговоров о неприемлемости абстрактной «измены Родине». Но можно ли любить свою страну по приказу?

И российские власти, и их союзники бесконечно жалуются на «вбросы», но почти никогда не объясняют, что конкретно имеют в виду. Получается, это еще одна манипуляция?

И в Кремле, и среди оппозиции уверены, что только они и знают, каким должно быть российское гражданское общество и чем ему следует заниматься. А само это общество-то вообще существует?

Крым, а также части Донецкой, Луганской, Запорожской и Херсонской областей иногда нарочито нейтрально называют «спорными». Но ни Киев, ни Москва с таким статусом не согласны. Только война способна разрешить этот «спор»?

Кремль, оппозиция и даже независимые эксперты уверены, что Россия вымирает. Разве есть реальные поводы для волнения?

После 24 февраля 2022 года российское общество активно переосмысляет свое восприятие страны, ее истории, культуры и власти. Но разве это нам помогло?

Политики по всему миру регулярно говорят, что они пекутся о «простых людях». Но разве простые люди и правда существуют?

В Кремле хотят, чтобы россияне ассоциировали размер страны с ее силой и престижем. Но ведь размер страны не гарантирует процветания или могущества. Тогда чем тут гордиться?

24 февраля 2022-го изменило нашу жизнь: даже спустя два года не появилось языка, на котором противники и сторонники войны могли бы общаться друг с другом. Говорим о том, как это поменяет будущее России.

Считается, что «женщинам и детям» нужна особая защита. Но политики, кажется, манипулируют этим представлением и часто оправдывают им свои самые отвратительные действия и законы. Как так вышло?

16 февраля в колонии «Полярный волк» умер Алексей Навальный. Точнее, его убили. В этом выпуске подкаста «Сигнал» говорим о попытках нащупать логику происходящего и как-то уложить в голове, что Навального больше нет.

«Стыдно за страну» — одна из важнейших российских политических эмоций. Может ли стыд быть полезным в политике? И на что способен повлиять «стыд за страну», который испытывают россияне?

Формула «Россия будет свободной» снова обрела политическую актуальность — ее активно используют оппозиционные активисты и политзаключенные. Но почему этот лозунг не встал в один ряд с «Слава Україні» и «Жыве Беларусь»? И что с ним будет после Путина?

Отключение российских банков от системы SWIFT, закрытие воздушного пространства ЕС для рейсов из России, заморозка международных активов Центробанка — все это не остановило войну. Зачем тогда вообще нужны санкции?

Это специальный эпизод «Сигнала» и «Что случилось». В нем мы говорим о книге «Можем повторить» — большом исследовании языка путинской пропаганды. Что в этом языке такого особенного?

С помощью фразы «это другое» одни обвиняют оппонентов в лицемерии и двойных стандартах, другие просто прекращают неприятную дискуссию. Чем вреден этот штамп? И можно ли вообще сравнивать несравнимые вещи?

В Украине, России и на Западе часто говорят об «усталости от войны». Но кажется, у каждой стороны эта усталость своя. Что на самом деле думают о войне жители самых разных стран? И можно ли побороть выгорание от чтения плохих новостей?

Почему в моменты сильных потрясений не только воюющие стороны, но и сочувствующие им люди расчеловечивают друг друга? К чему может привести ненависть к «другому»?

Россия — и правда страна «победившего фашизма»? Если нет, то почему в ней так легко «зетнуться»?

Президент постоянно говорит о «народном единстве» и важности «мнения народа». Но в то же время сторонники Путина жалуются, что «народ не тот попался». Так какой же все-таки народ — «тот» или «не тот»? И бывают ли вообще «не те» народы?

Власти тратят все больше денег на «патриотическое воспитание». Это и правда поможет Путину не потерять «подрастающее поколение»?

Конституция 1993 года открывается словами «мы, многонациональный народ Российской Федерации». Что власти попытались заложить в это понятие?

Главным жанром зет-искусства в шутку называют жалобы на то, что зет-искусство никому не нужно. Но так ли это на самом деле? И есть ли у «зет-реализма» будущее?

Россиян все чаще называют «рабским народом». Якобы они поддерживают диктатуру, раз не могут «просто скинуть Путина». Все дело и правда в «рабском сознании»?

Россией управляет «система». Мало кто понимает, как она устроена, но едва ли не любое непонятное событие кто-нибудь обязательно объясняет «сбоем системы». А может, это на самом деле никакие не сбои?

В Европейский союз хотят вступить десять стран. Им это зачем? Что значит стать частью «единой европейской семьи»?

Российские силовики давно внушают ужас, но в последние несколько лет их всесильность вызывает сомнения. Значит ли это, что они теряют хватку и больше не управляют страной?

Иногда кажется, будто ботов в сети так много, что они вытесняют «живых» людей с собственным мнением. Или нам просто хочется думать, что любое неприятное мнение — проплаченное?

Гражданской войной в России грозят многие политики — как путинские лоялисты, так и оппозиционеры с разных флангов. Кажется, что это такой риторический прием. А в 1916-м, накануне Гражданской войны, тоже так было?

«Скорее бы это все закончилось» — частая реакция россиян на новости о войне. Многие уверены, что «нормальная» довоенная жизнь вернется, когда последний российский солдат уйдет с украинской земли. Но неужели «как прежде» уже никогда не будет?

Политические комментаторы и некоторые оппозиционеры часто утверждают, что россияне заслуживают Путина. Якобы он олицетворяет их мировоззрение — и тоску по СССР. Но разве это не грубое упрощение? Неужели авторитаризм в России — это наказание за «грехи»?

В России уже почти 20 лет существует представление, что величие страны держится на православии и ядерном оружии. Теперь об этом часто говорят и сами власти. Неужели «атомное православие» становится официальной идеологией?

О возрождении в России «культуры доноса» говорят последние несколько лет, и особенно часто — после 24 февраля. Но что для одних — донос, для других — жалоба или простое обращение. А в чем разница?

Эксперты часто рассуждают о национальном унижении, которому подвергнется Россия по итогам войны. В этом они видят единственный способ изменить страну к лучшему и избавить ее от захватнических амбиций. Но не приведет ли это к новым войнам?

Научно-популярная литература утверждает, что настоящее сильно благополучнее, безопаснее и интереснее прошлого. Почему вера в «прогрессивный» XXI век мало отличается от религиозных учений о конце света? И как это играет с нами злую шутку?

Некоторые аналитики говорят, что политический режим глубоко травмировал российское население. А на фоне войны, репрессий, мобилизации и международной изоляции коллективная травма только усугубилась. Получается, у россиян нет перспектив на выздоровление?

Часть аналитиков уверена: атаки дронов на Москву и другие города России не только возвращают войну на территорию страны-агрессора, но еще и «расшатывают путинскую систему». Неужели беспилотники действительно пробудят россиян от политического безразличия?

Беженцы — одна из ключевых проблем в международной политике. Чаще всего говорят, что государства подходят к решению этой проблемы неэффективно. Или никто не стремится по-настоящему помочь людям, которые лишились дома и теперь нуждаются в защите?